Роман Виктюк: Бога на сцене нет

Им восхищались и его осуждали. Его благословлял Папа Римский и награждали советские чиновники. Каждый спектакль сопровождался скандалом и был открытием нового мира. Времена меняются, но Роман Виктюк остается одной из самых значительных фигур российского театра. Это он научил актеров не бояться пространства сцены, а зрителей видеть другую реальность. И сегодня в его театре в Сокольниках в Москве нет свободных мест. В преддверии гастролей его театра со спектаклем «Федра» в Израиле мы говорим о временах и переменах.

Интервью взяла Елена Шафран

— Роман Григорьевич ваш театр располагается в историческом здании, построенном в 1930-х годах знаменитым архитектором Мельниковым. Вы восстанавливали его из руин почти двадцать лет, и год назад открыли наконец-то свой дом — свой театр. А что вы испытываете, когда подходите к дому, где огромными светящимися буквами написано ваше имя?

— Это мое детище. А когда это был инвалид… Что вы испытываете, когда любите инвалида как здорового человека?

— Не все способны на это…
— А мои артисты, мои мужественные, смелые мои, сумасшедшие дети были способны на это. Все терпели. Архитектор Мельников задумал его как «Дом Света». Но 20 лет назад это был «Дом Тьмы». Окна были забиты кирпичами. Ветер, дождь. Что на улице, то было и на сцене. Мы здесь репетировали в холоде. И в таких условиях выпустили 19 спектаклей. Два года назад торжественно открыли само здание (прим. – для зрителей театр открыл двери год назад, в юбилей мастера – 28 октября 2016 года). Присутствовал мэр. И я говорю перед камерами: «Ну, вот теперь вы вошли в историю». А он отвечает: «Нет, это вы вошли в историю».

— Роман Григорьевич, вы в истории уже давно. Он просто был не в курсе.
— Но все, что нужно было для завершения стройки и реконструкции здания, сделал именно он.

— Хорошо, когда есть те, кто помогают.
— Не думайте, это было не просто. Было адски сложно. Это было здание бывшего Дома культуры Русакова, почти уничтоженный памятник архитектуры советского авангарда. Сегодня полностью воссоздан его исторический облик.

— Роман Григорьевич, а чем вы сегодня живете в профессиональном плане?
— В конце ноября мы сыграли премьеру нового спектакля  об Осипе Мандельштаме — великом русском поэте и его трагической судьбе. О нем никто никогда ничего со дня смерти не сделал в память. Ни-че-го. И вот мы имели смелость взять эту тему. Без подробностей скажу, что это мое слово в защиту тех творцов, которых отправляют сегодня в тюрьму. И там есть Сталин. Такого Сталина на русской сцене, поверьте, не было. Я хочу обязательно этот спектакль привезти к вам в Израиль.

— Уж коли мы заговорили о таких трагических моментах и, в частности, о Сталине. Судя по всему, к нам возвращаются знаки той эпохи.
— Совершенно верно.

— Чем это чревато? Чем это нам всем грозит?
— Тем, что уже было в нашей истории и в нашей жизни…

— Вы считаете, что есть вероятность возвращения  «культа личности»?
— Ну, а почему я столь рьяно выступил с этим спектаклем? Только поэтому. Сейчас уже наши друзья в тюрьме ждут решения своей судьбы. Режиссер ждет.

— Вы имеете ввиду Кирилла Серебренникова? Вы были на премьере в Большом?
— Я не мог не быть.

— Как вы думаете, какая судьба ожидает Кирилла?
— Я боюсь рассуждать на эту тему, потому что, если я скажу, это так и будет. Поэтому я не смею даже произносить. Мне вчера от него позвонили и передали, что он сказал: «Спасибо. Я плачу».

— А есть хоть какая-то возможность его вытащить?
— Я не знаю. Это зависит только от Главного Человека. Но он сказал, что ему надоело.

— Как вы, творцы, существуете с этим противовесом? С этим «дамокловым мечом», занесенным властью?
— Я так живу всю жизнь. И не поставил ни одного спектакля, прославляя их. Ни од-но-го! А я был главным режиссером. Я обязан был ставить о них. Но ни од-но-го не поставил.

— Как вам это удавалось?
— А я улыбался. Я не шел в той шеренге, в которой шагали все. Я ходил по обочине. И я ничего у них не просил. Ни-ког-да! Никаких званий. Они все мне сами давали.

— Вы первый из российских режиссеров стали делать то, что никогда никто до вас на сцене не делал. Привнесли в театр другую эстетику и сознание. Сейчас эстетика прошлого возвращается. Как существовать на этом стыке?
— Не обращать внимания на это. Они по-другому не могут и не хотят.

— Она же насаждается во всем, даже в быту она появляется.
— А как же! А как же! Плебейство и хамство.

— Но казалось бы должны были появиться и вырасти новые люди в этой стране.
— Они растут. Но у людей нет смелости отстаивать другие ценности. Это потеряно здесь. Годами все делалось, чтобы люди боялись.

— Да уже людям и нечего бояться, а они боятся. Это на генетическом уровне.
-Да, боятся. Бо-ят-ся!

— Ваш авторитет в искусстве —  непререкаемый, Вы признанный мастер. И, кажется, вы четко знаете, куда вы идете. А у вас бывают сомнения? Вас раздирают противоречия?
— Все время. Но поспишь, утром встал и продолжаешь работать. Вот сегодня мне принесли вариант пьесы, который я хочу сейчас делать. Это великий русский писатель Федор Сологуб. Писатель уровня Достоевского и называется его пьеса «Мелкий бес». Я буду ставить ее третий раз. 20 лет назад я ставил ее в Москве и в Эстонии. И в Эстонии это имело такой успех! До сих пор они смотрят на меня как на Бога, когда я приезжаю. А я делаю вид, что я Бог.

— Правильно.
— Да! Я шучу! Я же не сумасшедший.

— «Мелкий Бес» очень непростая пьеса. Она кодовая.
— Это великая пьеса. А код — Мелкий Бес. Понимаете кто. И нам сама жизнь кричит, почему это надо делать. У Сологуба есть все, что произошло и происходит в России- и большевизм, и пожары, и уничтожение человека. А сейчас, это вы сказали — не я, а вы —  сейчас все возвращается: хамство, стукачество, ненависть к человеку, тюрьма. И молодое поколение должно хотя бы увидеть, на что это похоже. Что это не только страшно — это уничтожение нации. Я вам первой рассказываю о своем замысле.

— А я могу об этом написать?
— А я вам зачем говорю? Много лет назад мы были первыми из российских театров, кто приехал в Израиль. И как нас принимали!

— А скажите наша публика, она по-другому реагирует, чем российская?
-Нет, так же. Потому что у вас тоже уже это заложено. Эта мечта о свободе. Но мечта осуществленная.По сравнению с нами –вы свободны. По сравнению с той несвободой, от которой вы вырвались.

— Это не свобода. Это — защищенность.
— Правильно. Защищенность тоже часть свободы.

— А вам самому не хотелось никогда все оставить и уехать?
— Уехать? Нет. Я же ставил на Западе  — и  в Италии, и в Америке. Но для меня уезжать бессмысленно. Потому что там нет тех артистов, которые мной воспитаны.

— Можно было бы и воспитать. Люди же талантливые везде есть.
— Нет. Это начинать сначала, а мои ребята 20 лет со мной. Поэтому никто не предает.

— Что вы больше всего в артисте цените? Кого вы возьмете в труппу, а кого нет?
— Я человека сразу чувствую. Мне не надо объяснять что-то, разговаривать. Я ценю только детскость, любопытство и открытость миру. Все.

— В свое время ваши «Служанки» и другие спектакли произвели фурор. Они уже по 30 лет идут. И рассматривались как явления в театральном мире. Что сейчас вы можете назвать явлением «на театре»?
— Это очень тяжело. К сожалению, все, что мы видим сегодня- повторение того, что было. А открытий человеческих, божественных нет. Бога нет на сцене. Присмотритесь и тогда меня поймете.

— «Федра» — поэтическая драма. Она о боге?
— Мы играли ее впервые в театре на Таганке, когда был жив Юрий Любимов, 30 лет назад. До нас эту поэму Марины Цветаевой никто никогда не ставил. Когда был жив Евгений Вахтангов, Цветаева прочитала ему эту поэму. И он сказал — нет, это поставить нельзя. А мы поставили. То, что вы увидите в Израиле — не повтор, а совершенно новый вариант. В нем заняты 26 молодых артистов. Если бы они поняли, на что они себя обрекают, когда мы начали, я бы никогда этого не поставил. Это по актерски сложно, потому что все ребята работают как единый механизм. Все слажено на всех этапах. Это очень музыкальный спектакль. И в нем поет моя подруга Елена Образцова. Она играла у нас в спектакле.
Я перед ее смертью, когда она улетала на лечение в Германию, к ней приехал и попросил: «Лена, спой на сцене моего театра». И она приехала в эту разруху, когда еще шел ремонт, и среди всего этого хаоса спела Je Ne T’aime Pas —  романс Курта Вайля. А мы записали это на видео. Этот ее последний романс звучит сейчас в спектакле. Она была человеком уникальным. И  она не может здесь с нами, в нашем театре не быть. А в Большом театре даже ее фотографии нет. Я директору сказал: «У вас висят портреты тех, кто славу этому театру не принес. А портрета Образцовой — нет».

— В современном театре уже использовано, кажется все — и технические средства, и пластические. А каково будущее театра?
— Театр будущего — это то, что было при становлении человечества. Когда была связь с Космосом и умение общаться с миром, жить в этом организме мироздания. Солнце, планеты и земля. И через определенные временные промежутки происходят вспышки творческих назначений человека на земле. Такая вспышка была здесь в 1913 году: тогда появились и Ахматова, и Достоевский и все! Сейчас — пустота.

— А как вы смогли появиться в советское безвременье? Не такой как все?
— Божий промысел. Я в это верю. Я же родился во Львове. А Львов — город очень религиозный. И воспитание у меня было религиозное. И знаете, у меня была одна встреча, которая перевернула всю мою жизнь. Я пришел к Папе Римскому Павлу IIпросить благословение поставить одну из его пьес о Христе, которую он написал совсем молодым. И вот на паперти я ему говорю по-польски, называя три его пьесы. О них мало, кто знает. Он на меня смотрел, как будто я пришел из того времени. Взял мою руку и поцеловал.

— Прямо мороз по коже.
— Как он на меня смотрел! Сквозь меня. Такой свет от него исходил. Это потрясающе. И была у меня от него его фотография. Она у меня висела дома. И когда нужно было решить один очень сложный вопрос, а я, видимо, шел не туда, фотография упала и разбилась. И это было как предупреждение мне — я никогда больше не двигался в ту сторону. Я во все это верю.

*****

Театр Романа Виктюка. «Федра»
Хайфа, 5 января, зал «Аудиториум», 20:00
Ашдод, 6 января, Центр сценических искусств, 20:30
Тель-Авив, 7 января, театр «Гешер» — зал «Нога», 20:00

Ссылка на видео: https://www.youtube.com/watch?v=cHO8mdlefoc

Организатор гастролей — Марат Лис, руководитель компании «Cruise International».
Заказ билетов Biletru.co.il или по телефону: *4997 

Фотографии (© Иван Никульча, Елена Кондратьева,  Мария Тер) предоставлены пресс-службой театра Романа Виктюка и компанией  Cruise International