Эксклюзивное интервью: Елена Воробей – 20 лет на сцене

Вчера вечером Елена Воробей прилетела в Израиль и любезно согласилась уделить внимание нашему порталу. Удивительной позитивной энергетики человек – Елена открыто рассказывает о том, каким будет ее бенефис, который увидят израильтяне с 13 по 17 февраля. Что такое – держаться на сцене 20 лет и почему так важно пародистке звучать еще и своим собственным голосом – в нашем эксклюзивном интервью у меноры.

– Елена, с прибытием! Двадцать лет на сцене – это много или мало?

– Это серьезная проверка временем. Я горжусь этим, правда. И я могу смело, честно сказать, что за это время у меня были и взлеты, и потеря высоты. И то, что я сегодня гастролирующий артист, который собирает залы, – для меня важная, огромная часть жизни и работы, это любовь к зрителям и взаимная любовь от них в ответ.

– Бенефис – это сборник лучших номеров, старых и новых. Что новенького будет для зрителя израильского? И как выбираете старые номера?

– Я просто скажу, что новое, конечно же, будет. Опять-таки, для меня это включает понимание «любовь к зрителям». А что такое «старые» номера – это только то, что проверено временем – какие-то любимые персонажи и сюжеты. При этом я не хочу, чтобы у людей было ощущение, что-то вроде «ой, мы это уже видели по телевизору миллион раз». Поэтому эксклюзивность таких встреч со зрителем именно и заключается в подготовке артиста, в моменте импровизации. И, как говорят музыканты, лучшая импровизация – это импровизация, которая уже…

– Хорошо заранее отрепетирована?

– Правильно. И поэтому прежде, чем удивлять израильских поклонников, я свою программу бенефиса проверила уже на российских.

– Здорово. А есть любимый образ у Вас?

– Любимый образ, пожалуй, для меня это… Нет, я, наверное, не скажу ничего оригинального, но любому артисту, особенно, если он часть своей творческой жизни посвятил пародиям, хочется, чтобы однажды его собственный тембр был услышан. И для меня, как победительницы конкурса среди моих коллег на Первом канале в телешоу «Три аккорда», было очень важно, что зритель и жюри оценили то, как я пела своим собственным голосом. И мне радостно, что этот год начался для меня с премьеры замечательной песни Дениса Майданова «Все переменится, все перемелется». это тоже часть меня. Это особенно ценно для меня, как мультиартиста.

– Лет десять назад в одном из интервью я услышала одну из Ваших историй о том, как то ли на одном из экзаменов, то ли где-то еще, сейчас, к сожалению, подробностей не вспомню, Вы создали номер , в котором играли драматическую роль, и получили хорошую оценку, отзыв, но сообщили, что от Вас ожидали юмора. И вот сейчас, когда Вы поете своим голосом, получили награду «Шансон года» – это разные ощущения, по сравнению с тем, когда выступаете в качестве юмористки-пародистки?

– Это разные виды счастья, вот. Все это мое естество абсолютное. И покривляться, и быть серьезной, и трогательно запеть, быть пронзительной, быть невероятно комичной, до фрика, это все я. Зато мне говорят, Елена Воробей одна. Сложно не согласиться.

– В программе бенефиса Вы тоже споете?

– Совершенно верно, я буду звучать и своим голосом тоже.

– Современный юмор переходит с ТВ на YouTube, в жанр стендап. Клара Новикова недавно приезжала в Израиль и рассказывала, что молодежь, посетившая ее выступления, удивляется: они думали, что это они стендапы придумали, а на самом деле, собственно, она этим самым и занимается. Даешь дорогу молодым или все-таки юмор – вне возраста и формата?

– Я никому проход не загораживала. Вы же меня даже в аэропорту не узнали, сказали: «Да нет, это вроде не Елена» (улыбается). Потому что я гораздо мельче, чем кажусь с экрана, это, во-первых. А во-вторых, что касается стендапа – Клара Новикова, Елена Степаненко, Евгений Петросян – все, кто сейчас могут говорить в полный голос, что они первые представители стендапа… Чем стендап-то отличается от эстрадного юмора? Не тем, что ты выходишь и читаешь монолог или рассказываешь о чем-то из своей жизни. Размытость границ в темах – вот в чем главное отличие стендапа такого, площадного, уличного. Это в принципе стрит-арт, он пришел с улицы. И там принцип другой. Любой выходит на сцену и что-то говорит. Нет запретов. Знаете, в этом «зеленом свете» есть и хорошее, и плохое: ты можешь ломануться на зеленый, но попасть под локомотив – локомотив свиста, высмеивания. Самое страшное для юмориста – это не быть смешным. Нужны ли запреты, нужна ли вседозволенность? Не знаю. Решает аудитория. Если она приходит послушать артиста, который шутит исключительно ниже плинтуса юмора или только матом говорит — это его выбор, это его интеллект. Вот и все.

– Каждый имеет право на свое самовыражение?

– Конечно! При этом, я не хочу никого обижать: я не ханжа, и не представляю себе жизнь без мата. Но я не выношу это на сцену, если сюжетом или сценарием не оправдано. Например, играю спектакль с Татьяной Васильевой – «Он в Аргентине», по одноименной пьесе Людмилы Петрушевской. И там моя героиня произносит жесткое словцо. Я когда первый раз сценарий прочла, подумала: «Боже, как я буду это говорить?». Но это не я, а персонаж, моя героиня этим живет, она так думает. И то, что у нее это прорывается единожды или дважды на сцене во время представления, звучит абсолютно органично. Все объяснимо: это два разных мира (одна – актриса, а вторая – обслуживающий персонал). Но это совершенно не значит, что мы имеем только такие разрезы. В жизни мы встречаем в высшей степени интеллигентных людей, но стоящих в гардеробе, правда? И образованных, и так далее, и при этом же абсолютно пустых артистов, хотя и заслуженных, и народных, – и неважно, какие у них регалии. Но это могут быть пустышки.

– Рядом с красивым именем.

– Правильно. И матерятся по-черному. Истина в другом. Опять-таки, наше время, XXI-й век, диктует огромную необходимость появления разного рода артистов, разного рода юмора. И пока зрители готовы за это платить и толпятся у касс, значит это имеет право на жизнь. Я – за свободный рынок. Поэтому занимаюсь тем, чем занимаюсь. И я готова всем ребятам аплодировать за их удачные номера. И если у них случаются неудачи, я как артист, тоже это переживаю и понимаю, как это сложно и больно. И особенно тяжело оставаться конкурентоспособным на протяжении двух десятков лет. Так что посмотрим, кто где будет…

– Через их двадцать лет творчества?

– Да, именно. Я просто слышала, что некоторые бывшие резиденты Comedy Women крайне негативно отзывались о представителях первого поколения комедийных артистов, представителях старой школы. Мне было, конечно, обидно. Потому что мы все считаемся олдскул. Но это неважно. Главное, чтобы они считали правильно гонорары. А все остальное – ерунда (смеется).

– Бодишейминг и бодипозитив – эти понятия сейчас повсюду на слуху. Вроде бы нужно любить и принимать свое тело таким как есть, ведь конституция дается нам генетически, и не все девочки кукольно- красивыми рождаются. Но ведь именно наличие или отсутсвие «голливудской» внешность диктует артистам и артисткам судьбу?

– Ну, Барбару Стрейзанд еще никто не отменял. Навеки украсила плеяду голливудских звезд, нестандартных. И Вупи Голдберг. Первые две, кто на ум пришел. Но мы в принципе любим подражать Западу и всегда подражали. Я не знаю. Я-то пострадавшая (смеется)! Пострадавшая, но выжившая. Два года подряд меня не брали в театральный, потому что нестандарт. На третий год нашелся купец – Исаак Романович Штокбант, царствие ему небесное, – мой педагог, учитель, мастер. Он совсем недавно ушел из жизни, чуть-чуть не дотянув до 95 лет. Я с удовольствием, с большой радостью вижу разные фигуры здесь в Израиле. Мне нравится это видеть. Я чувствую себя здесь своей. И в Беларусь когда приезжаю, тоже чувствую себя своей. Быть может это мой взор так специально выхватывает фигуры из толпы и я сама себе тихонько говорю: «Фух. Уже здесь по ногам или фигуре я не выделяюсь. Я среди своих. Хорошо». Доченьке своей тоже говорю, что любить себя нужно, но работу над собой никто не отменяет – и это прекрасно. Не только потому, что можно обуздать свой аппетит и чуть-чуть обмануть генетику. Это в принципе контроль веса, контроль работы всего организма. Человек – это сложнейший инструмент, за которым, конечно же, нужно ухаживать. И делать это нужно с любовью и ежедневно. Тогда он ответит нам долгим периодом эксплуатации, я надеюсь, и долгим сроком гарантии. Гарантийный срок можно пролонгировать. Надо стараться.

– Хорошо звучит!

– Вы знаете, смотрю на Вас и не могу определить возраст. Круто, правда? Вот до чего дошел прогресс! Иногда смотришь на некоторые пары – полный мезальянс по возрасту, мы уже не можем определить, кто там старше, кто младше. Можно только позавидовать, что мы живем в такое время, когда даже возраст можно чуть-чуть обмануть.

– Это точно! Ваша дочь Соня уже подросток, и все понимает, она что-нибудь знает о еврейских корнях, традициях, может, даже иврит учит?

– У нее даже есть израильский паспорт, я вам больше скажу. И на иврите какие-то общие фразы знает, как я, я сама мультикультуральный человек – люблю изучать языки. Все началось с первого приезда в Израиль. Первые пять слов дались невероятно сложно. Но зато какая дивная история! Я тогда, как и в этот раз, прилетела с папой. Папа в свои годы – тогда ближе к шестидесяти ему было, – впервые в жизни летел самолетом, впервые в жизни летел за границу посмотреть на море, увидеть пальму, какая она на самом деле, и встретиться со своими родными братьями, которые здесь уже давно обустроились. Вот этот весь праздник папе подарила я. И моя дядя Боря выгуливал его по Тель-Авиву, по Ришону, по Нетании – хотел брату показать страну, и чтобы брат удивлялся ежеминутно. И говорит: «Смотри, Яшка, я сейчас покажу тебе арбузы без косточек. Ты представляешь? Арбузы без косточек!». На что мой папа, чисто с еврейским юморком говорит: «Шо такое арбуз без косточек? Это все равно шо сало без шкурки!». А потом была дивная история, когда папа с дядей моим катались на общественном транспорте, чтобы вместо поиска парковок увидеть жизнь города собственными глазами, в закрывающуюся дверь влетела крупная дама местная. И всем весом оказалась на папиной ноге. По словам дяди, папа аж взвизгнул. А женщина сказала: «Слиха» («извините» – ивр.). Папа, не зная языка, отреагировал моментально: «Какое нафиг слегка? По полной программе отдавила!» (смеемся).

– То есть чувство юмора у вас от папы! И последний вопрос – Вы как раз приехали в Израиль накануне 14 февраля, Дня всех влюбленных.- отмечаете праздник этот? И считаете ли, что обязательно иметь пару, которой можно вручить «валентинку» или достаточно просто быть влюбленным в свое дело, жизнь вообще?

– Я переживаю, потому что не смогу поздравить лично того, кого хотела бы поздравить. Мы будем далеко друг от друга. Но это можно сделать и в другой день. А праздник этот замечательный. Я без каких-то тараканов – не ищу никакого подвоха и слабые места там, где их искать не нужно. Чем больше праздников, тем лучше. Чем больше поводов говорить: «Я тебя люблю, я тобой дорожу», – тем лучше. Ну, ничего, что этот праздник пришел с Запада. Надо это пережить. Ничего плохого в этом нет. У нас же своих праздников достаточно. Это и 1 мая, и 9 мая, и праздник письменности, и единства России – у нас есть замечательные свои праздники авторские. Я за проявление любых форм любви. Любви много не бывает. И как сказал один мудрец, есть три слова, которых нам всегда в жизни не будет достаточно – это слова спасибо, извини и люблю.

– Невозможно насытиться?

– Невозможно. Поэтому будьте щедры в этих словах, и чувств, что стоят за ними, и люди вам ответят тем же. Что-то я сегодня разрушаю все стереотипы о том, что артист должен быть глупым (улыбается).

– Я впервые о таком слышу. Серьезно?

– Да, правда. Просто существует такое клише.

-Спасибо Вам большое за то, что разрушаете подобные клише и что остаетесь собой, становясь достойным примером для многих! Желаем отличных гастролей!

– И Вам спасибо! А я с удовольствием всех жду на концертах!

_____

Концерты пройдут:

Организатор гастролей – компания Cruise International и Марат Лис.