Эксклюзивное интервью с Леван Ломидзе
Автор: Севиль (36)
В преддверии единственного концерта Левана Ломидзе в Израиле с программой Crazy Blues in Israel, который состоится 1 июля в тель-авивском клубе в «Havana» редакция Glamur.co.il побеседовала с мастером блюза.
– Традиционный для начала вопрос: что будет ждать ваших зрителей на концерте в Израиле? Знаю, что звучит банально, но всегда любопытно приоткрыть занавес и понять, что будет ждать?
– На концерте их будет ждать очень энергичный блюз и рок-н-ролл в исполнении нашей группы (Blues Cousins – прим. автора). Наша группа считается очень горячей! Концерт состоится в июле, и будет жарко, но мы еще жара добавим для полноты ощущений.
– Это сейчас прозвучало как угроза, потому что что сказать израильтянам, что в июле у нас будет еще жарче – от этого у нас мурашки по коже бегут!
– (смеется) Обычно мы так говорим про свои выступления в холодных регионах, и это привлекает. Тут не удержался и пошутил.
– Вы же уже бывали в Израиле, правда? Есть ли разница между израильской публикой и публикой в других странах?
– Да, мы дважды приезжали с концертами. В первый раз это было в 2009, а затем – через год. И на второй вопрос ответ тоже положительный – да, видим разницу. Израильтяне более эмоциональные. Я сам грузин, южный человек, и всегда очень четко ощущаю такие вещи, прямо кожей. А блюз – это ведь музыка эмоциональных людей, это же всегда чистая импровизация. И в Израиле как нигда у меня было это чувтство единения. В 2009 году я был приятно удивлен этим. Вернулся в Москву, рассказал друзьям, и они согласились.Среди музыкантов это вообще общее мнение – все любят к вам ездить, и в первую очередь всех привлекает именно публика.
– А во вторую очередь – хумус, да?
– (смеется). И хумус, и фалафель! Но в первую – все-таки публика: она особенно открытая, эмоциональная, красивая в вашей стране. А это главное для любого артиста.
– А как вы стали артистом? О вашей семье известно только то, что у вас была классическая интеллигентная семья: мама учитель…
– … а папа инженер, точно! Это дейтствительно была обычная семья, никак не связанная с музыкой. Мы жили вТбилиси, мама была учительницей русского языка и литературы, папа – замдиректор завода. Они очень хотели, чтобы я стал врачом, но до этого они пытались сделать из меня полноценно развитого ребенка – со знанием языков, литературы и музыки. Назвали меня тоже в честь одного уважаемого родителями врача, и я слышал с детства, что когда я вырасту и стану врачом, меня тоже все будут уважать, и будут знать. И в общем, я-то особо не сопротивлялся: учился на отлично, был примерным ребенком. А потом, классе в 8-м, заболел музыкой.
– Известный факт, что вы побывали на концерте B.B. King, и это стало спусковым крючком, так?
– Нет, заболел музыкой я все-таки чуть раньше, хотя все равно очень поздно для музыканта. Но вот тогда-то и стало ясно, что родители не напрасно учили меня музыке. Потом я подружился с сыном Вахтанга Кикабидзе. У него было огромное преимущество – у них дома стояла барабанная установка. И вот мы стали делать группу. И стало довольно скоро понятно, что на медицинский я не иду, а иду в политехнический, потому что, во-первых, нужно было все-таки получить высшее образование, чтобы успокоить родителей, а во-вторых, в в-главных, у них там были отличные комнаты для репетиций. Всеми мыслями я был в музыке.
– Как получилось, что вы стали блюзовым музыкантом? Путь, который вы описываете – это путь становления классического рок-музыканта, особенно с учетом того времени.
– Вы абсолютно правы. Я и сам потом много раз об этом думал – действительно, все именно к этому и вело, и рок-музыка . Тем более, что жили мы в Тбилиси, а там всегда было посвободнее с информацией, и мы слушали записи Deep Purple, Led Zeppelin в открытую. Повлияли два факта: во-первых, мой дядя был огромным любителем блюза, и у него было возможность часто выезжать за границу и привозить оттуда записи блюз-музыкантов, о которых вообще никто не слышал. Мы слушали это часами. И второй фактов – это все-таки выступления Би-Би-Кинга. КОгда он вышел на сцену – здоровый, красивый, энергичный – я был поражен. Как он играл! Какая у него была мимика, и как он не стеснялся этой мимики! Это у нас было не принято – так открыто выражать свои эмоции, а он играл так, что на второй песне был уже весь вымокрый от пота. Его харизма просто взрывала зал. И он конце выбросил несколько медиаторов, и я, как самый младший и шустрый в зале, умудрился подпрыгнуть и поймать один из них. А на следующий день я встретил его случайно на тбилисском проспекте, в окружении тбилисских поклонников. И на нем была шапка, как в Мимино, помните? И от этого стало очень тепло, как будто Би Би Кинг стал своим, родным, тбилисским. Сначала медиатор, а потом еще это встреча. Некоторые говорят, что это были знаки судьбы, но я не верю. Хотя все равно очень теплые воспоминания
– Вы медиатор до сих пор храните?
– Нет, что вы! Я даже не придавал этому никакого значения. Я рассказывал эту историю друзьям, показывал его. Потом кому-то отдал и как-то быстро забыл. Вспомнил уже спустя много лет, случайно, эту историю когда стал давать интервью.
– А с Би Би Кингом вы потом лично встретились?
– Нет, к сожалению, так и не получилось. Мы участвовали в одной передаче вместе, когда гастролировали в Штатах, что-то типа “Телемоста”, а вот личной встречи так и не получилось.
– Интересный факт, что ваш первый альбом вышел на грузинском языке, да? Должно было быть безумно красиво.
– Вы знаете, это вообще был огромный прорыв. Учитывая, что джаз, блюз, рок-н-ролл были, мягко говоря, не поддерживаемыми музыкальными течениями в Союзе, у нас не было шансов. Но – частично повезло, частично – принесла результаты серьезная работа, которую мы проделали к том у моменту. На тот момент был единственный монополист – звукозаписывающая студия “Мелодия”, и нас взяли, потому что у нас появились клипы музыкальные. И после того, как наши клипы стали крутить в эфире, у “Мелодии” не осталось другого выбора, как разрешить нам записываться – нас все знали. Но это было только полдела. Записываться мы хотели только на грузинском языке, поэтому в течение полутора месяцев я торчал в Москве, согласовывая каждую строчку, давая подстрочный перевод всей нашей работе. Это было очень смешно и унизительно. Зато вернулся я с матрицей – металлическим диском, с которого печатались пластинки. Мы напечатали наш первый альбом – десять тысяч виниловых пластинок! Для Грузии того времени это было неслыханным успехом.
– А потом началась война.
– Началась война, развалился Союз, и нам пришлось уехать. Наш первый альбом, который был с такими усилиями записан, так и не нашел своего слушателя.
– Вы уехали в Москву?
– Вы знаете, нет. Я понял, что у меня, в общем, всего-то два варианта – либо попыть счастья за рубежом, либо заняться коммерцией, как это делали тогда все. Заниматься комменцией совсем не хотелось, поэтому я уехал в Гамбург.
– Как – в Гамбург?! Почему – в Гамбург?
– Ага, в Германию. Взял гитару и поехал в Гамбург. Поехал по нелепому самобъяснению – потому что в Гамбурге Битлы добились успеха, и мне казалось, что я тоже смогу. Это портовый город, думал я, там много джазовых и блюзвых кафе. И вы знаете, действительно, через пару лет там все нормализовалось. И эти вот лихие девяностые, самые страшные годы для России, благодаря Гамбургу, мы пережили.
– Как вы вообще на это решились? В Тбилиси вас знали, в Москве у вас была своя квартира, а там – вы же начали с нуля?
– Это было очень страшно, но это был невероятный опыт. Я приехал туда по обычной туристической визе. Пришел в посольство, сказал, что еду, чтобы купить себе машину в Германии. Тогда многие ездили для этого в Европу. А когда мы приехали в Гамбург, я просто сказал, что остаюсь здесь. На тот момент это уже никого не интересовало. У меня было минимум денег и гитара, и я абсолютно никого там не знал. И когда я понял, что я один в чужой стране – стало невероятно, по-настоящему страшно. Чужая страна, чужой уклад, чужие привычки и даже запахи. И цены! Когда я осознал, что один кусок пиццы стоит всю зарплату советского инженера, я опешил. Я устроился в хостеле – шесть человек в комнате, зато дешево. Затем я взял гитару и отправился на ту улицу, где, как мне сказали, было больше всего пабов и баров. Я просто стучался во все двери и предлагал поиграть. Было унизительно, это такой удар по самолюбию! В Союзе меня знали, мы выпускали альбом, а тут – отказ за отказом. Но со временем все наладилось
– Благодаря счастливому случаю, конечно?
– Да нет, вы знаете, благодаря, скорее, упорству. В хостеле, в котором я жил, было огромное количество музыкантов со всего мира, и мы в холле играли по вечерам. Через некоторое время у нас образовалось трио – я, девушка-француженка и еще один паренек, он играл на гармошке. Мы стали ходить по барам втроем и предлагать себя. И наконец в одном баре нам ответили согласием. До сих пор помню – я за то выступление получил 20 марок! Мне казалось, что это огромные деньги. Хозяевам бара и гостям мы понравились, нас стали приглашать еще. Вот так постепенно все и наладилось
– Почему спустя два года вы решили вернуться в Москву, Леван? Вы стали зарабатывать, вас знали – и вы опять все бросили, чтобы начать с нуля?
– Я никогда не уезжал навсегда – это во-первых. Мне всегда казалось, что лучше Москвы места на свете нет, я чувствовал себя дома. Поэтому я отдавал себе отчет, что я вернусь. А во-вторых, тот жуткий период прошел, и в Москве стали открываться новые места, в том числе и блюзовой направленности. Жизнь стала налаживаться, и я вернулся.
– По вашему мнению, почему блюз и джаз не стареют? Они как будто идут по спирали: интерес к ним иногда чуть угасает, но скоро опять возвращается на те же позиции. Почему?
– Я думаю, потому что блюз, как и джаз – это основа всего, всех современных музыкальных течений. Корни не могут угаснуть, иначе все дерево сгинет. Поэтому это вечная музыка – слишком много на ней основано.
Организатор концерта Левана Ломидзе в программе Crazy Blues in Israel — импресарио Лев Клоц и продюсерская компания Art Sintez http://www.artsynthese.co.il/
Спонсор выступления бутик нижнего белья Alice.
Фотографии предоставлены организаторами гастролей.
Загрузка ...