Эксклюзивное интервью: Александр Розенбаум о стезе музыканта, медицине и современной моде

Александр Розенбаум прибыл в аэропорт Бен-Гурион и любезно согласился уделить время нашему порталу glamur.co.il для эксклюзивного интервью перед гастролями, которые начинаются уже завтра и пройдут с 4 по 6 октября в Кирьят-Хаим, Беэр-Шеве и Тель-Авиве соответственно. Один из самых любимых российских исполнителей рассказывает об экстриме в его жизни, рассуждает об этике медика и шутит о модных образах.

– Первый вопрос наш традиционный – про Израиль, впервые ли Вы здесь? Но я подозреваю, что очень много раз Вы посещали эту страну… Способен ли Израиль вас еще удивлять? Или он все-таки уже такой, вроде второй дом?

– Я гастролировал в Израиле… не меньше тридцати раз! Первый раз был в 1988-м или 89-м году. Ну, и считайте. А удивляться не перестаю никогда. Потому что человек, который перестает удивляться, он уже не человек, наверное, а машина, робот. Потому что любой человек с душой, сердцем и мозгами всегда удивляется. И в Израиле тем более.

– А где сейчас ваш дом? Москва или Питер?

– Я вообще живу в гастролях уже сорок лет почти. А дом мой – в Ленинграде, конечно.

– Но больше времени проводите на гастролях?

– В гастролях намного больше. Восемь месяцев в году.

– На сайте Вашем написано, что вы российский еврей. А Вы уже видели трилогию Леонида Парфенова про русских евреев, что скажете?

– Нет, еще не слышал и не видел. Интересно?

– Интересно, да. Там о судьбе евреев из России и про «дело врачей»…

– Ну, к делу врачей мой папа имел отношение, а я к счастью не имел этого «удовольствия».

– Мой муж тоже врач, и поэтому следующий вопрос от врача: насколько было легко бросить свое практическое ремесло (медицину) и перейти в творчество? Насколько была сложной эта борьба: ведь Вы же ушли из освоенной профессии, зная, что и как можно сделать, чтобы заработать себе на хлеб с маслом, а в итоге работали много лет в Ленконцерте простым музыкантом без имени и с мизерной зарплатой. Как Вы на это решились?

– Молодец муж, правильный вопрос задал. Это обычно дурачки только думают, что я пошел в артисты за деньгами, понимаете? Ни имени, ни зарплаты, только с твердой верой, что нужно делать свою работу. Трудно было, потому что мне не двадцать лет было, было тридцать – и я был врачом специализированной бригады скорой помощи. И уходил в NO NAME. Первый раз, кстати, мне задал вопрос человек очень правильно. Потому что все остальные барды в то время думали: «Вот, Розенбаум поперся за деньгами».

– Потянулся за длинным рублем?

– За длинным рублем. А денег там вообще было ноль. Без имени и без ничего. Таких гитаристов было – как грязи. Но у меня была твердая уверенность в том, что все получится. Уверенность и самоуверенность – это такая тонкая грань, очень тонкая. Самоуверенность – она губит. Уверенность – она помогает. И двух профессий быть не может: нужно выбирать – либо людей лечить, либо песни петь. Потому что совместить получится, но будешь дилетантом –  ни в одном не преуспеешь, ни в другом. И это малоуважаемая история. Я всегда говорил, что если бы я был заведующим отделением, я бы хорошую и серьезную операцию доверял бы тому человеку, который песен не пишет. Потому что во время сложной манипуляции вдруг ему строчка какая-нибудь придет в голову, и он забудет ватный тампон в ране, понимаете? И все закончится печально. Поэтому было сложно, конечно, принять решение об уходе из медицины в артисты. У меня уже на тот момент была семья, был ребенок – и я уходил в неизвестность, но уверенность в том, что пригожусь, она всегда была.

– То есть, Вы, все-таки, экстремал?

– Да, я – экстремал! Боксом занимался много лет – это достаточно экстремальный вид спорта. Много путешествовал пешком, с рюкзаками. Прыгал с парашютом. Погружался с аквалангом, – немного, правда, но было. Вот парашюта было много. Но, в основном, юность я отбоксировал.

– Если бы российская медицина вышла на уровень нынешней израильской на тот момент, Вы бы остались в медицине или все-таки ушли?

– Меня устраивал уровень нашей медицины, как врача. А как он мог меня не устраивать? Я другого и не знал. И потом, я не в одном поколении врач и для меня медицина… Я и сейчас могу на линию поехать спокойно.

– Я слышала, что было много историй в жизни, когда эти знания Вам пригодились в обычной жизни уже будучи артистом…

– Было: я же живу в обществе. Я же живу на людях: в самолетах, поездах, на дорогах, в аэропортах. Люди ломают ноги, умирают, царапаются, происходят сердечные приступы. У меня много всего было.

– То есть клятва Гиппократа до сих пор работает?

– Конечно, ну а как? Я не могу пройти мимо. И говорить об этом я не люблю, особенно, когда об этом кричат потом: «Ох, он спас!». Да для врача – это норма. Кричать надо тогда, когда он не остановится у упавшего, страдающего, кому нужна помощь. Вот тогда нужно кричать журналистам. А когда врач помогает – это норма жизни.

– Частенько же просматривается тенденция, что у родителей-врачей дети тоже становятся врачами, а у Вас – вообще дедушки-бабушки в медицине. Как вы думаете, это передается генетически?

– Я могу сказать, что у военных и врачей, особенно у врачей, это не династии, династии в советские времена были у рабочих – рабочие династии. А мы – разводили семейственность. Поэтому, конечно, я хотел быть геологом, зоологом все детство и юность. Но ноги понесли после школы автоматически в медицинский институт. И меня, и брата.

– Брат Ваш так и остался медиком?

– Брат мой пятнадцать лет назад умер из-за болезни, но он тоже был врачом на “скорой”, да.

– Когда в России вы работали в «скорой помощи» и приезжали на вызов, а там какой-нибудь алкоголик: вы его откачиваете и приводите в чувство и при этом Вы примерно представляете, что завтра он все равно продолжит свои возлияния, а где-то в это же время другой человек от приступа умирает… Не раздражало ли это?

– А это старая тема. И сейчас об этом ведутся разговоры. Когда все было бесплатно, все равно необходимо было брать деньги с таких пациентов-алкоголиков, я убежден в этом. Это не значит, что их не надо лечить. Но если у него тяжелое похмелье, с него надо брать одну сумму, а если у него действительно заболевание – другую. Но деньги с алкоголиков, причиной вызова у которых являлось чрезмерное употребление водки, надо было брать, да и не только с них, для разного контингента я предложил бы сделать услуги скорой помощи оплачиваемыми. Бабушки, например, которые вызывают врача на дом, далеко не все тяжело больные. То есть, они все больные, но абсолютно далеко не все нуждаются в скорой помощи. Скучно им, например, кому-то внимания хочется, кому-то просто поговорить о внуках, поболтать. Или женщины, у которых болезненные месячные – я все равно ничего не сделаю, кроме того, что выдам ей анальгина того же, который она вместо укола в таблетках принять может. Я наркотические сильнодействующие средства не буду ей колоть. И я знаю, что болезненные месячные у женщин – это действительно неприятное состояние. Но за то, что я приеду на скорой помощи, оторвусь от сердечных астм и от бронхиальных астм, я думаю, надо было какую-то плату тоже брать. Чтобы врачи успевали оказаться на правильных вызовах. Не потому, что мы считаем, что такие пациенты – симулянты или что мы их не жалеем, наоборот! Просто если женщины с месячными, скучающие бабушки или пациенты с белой горячкой, еще кто-то – разные есть болезненные состояния, но не нуждающиеся в “скорой” – нас отрывают от срочного вызова, на котором решается вопрос жизни другого человека, за это надо бы приплатить немножко. Но поскольку этого не было в России, то мы ездили и помогали всем, независимо от того, напьется этот алкоголик завтра или нет. Мы и дрались с ними.

– Дрались?

– Ну, у меня был вызов к алкоголику, плохо ему с сердцем стало. Я захожу в дверь, а меня сразу в морду бьют с порога! Они же алкоголики, у них буйство души, море по колено…

– То есть, бокс пригодился?

– Ну, там не только мне пригодился. Там разные случаи. Там и девочки-наркоманки же были. Такие девочки вызывали неотложку с целью наживы: в сумках у нас в то время были различные наркотические лекарства, а они все это знали. Поэтому много было всяких таких моментов, не самых приятных.

– Так что сделать «скорую помощь» платной – это хорошее дело?

– Платная скорая… Скорая – она всегда нужна. Но я еще раз хочу сказать, все должно быть разумно. Я рассказал только о нескольких состояниях. Все остальные должны осознавать уровень своей ответственности и платить за внимание к своим недугам, которые не ведут к смертельному исходу.

– Если бы Вам сказали. что жителей планеты эвакуируют на Марс для новой жизни, но можно воссоздать одно любимое место, которое можно взять с собой. Что бы это было?

– Абсолютно точно – Дворцовая набережная со стороны Куйбышевского района, ныне Центрального района, с видом на Петропавловку, Биржу и так далее и тому подобное. Такую “открыточную” картинку, потому что дворы я в памяти, в сердце держу, а открытка – мне бы на Марсе пригодилась.

– И еще вопрос от модных блогеров. Вы всегда очень элегантно выглядите, всегда ли Вы сами выбираете себе одежду? Или стилисты-имиджмейкеры помогают?

– Всегда сам! Никаких ни стилистов, ни имиджмейкеров. Я и слов-то таких не знаю. Поэтому все выбираю сам, знаю, что мне надо – в чем мне хорошо, в чем мне плохо.

– А есть у вас любимый бренд?

– Да, это RL – Ralph Lauren. У него есть линия Double RL, то есть все такое в стиле дедушкино кантри, дорога…

– Вы не следите за современной модой?

– Слежу.

– Как Вы относитесь к тому, что теперь мужчины выглядят как причесанные егери, а женщины с платьями носят кеды?

– У меня много современной одежды, но, опять же, она должна быть уместна. Я не могу в свои 67 лет, даже если я хорошо выгляжу, надеть стразы, например. Я не могу надеть одежду, которую бы выбрали представители нетрадиционных ориентаций. У меня не самые накачанные ноги, они у меня сухие, боксерские. Поэтому я не могу надеть юбку. Потому что юбка с ненакачанными ногами – смотрится нехорошо (улыбается). И так далее.

– Ну, и последний вопрос. Какую программу предстоящих концертов Вы привезли на этот раз израильскому слушателю ?

– Будут и новые песни для Израиля в достаточном количестве, и песни из глубокого творчества давнего, и, конечно, без любимых всеми песен – без «Вальса-Бостона» или «Утиной охоты» – тоже не обойдется, и «День и ночь [йом-вэ-лайла- бэ-Йерушалайм]» тоже прозвучит в Израиле в обязательном порядке.

– Вы хорошо иврит знаете?

– Ну, сколько раз я тут был, это ж уже как идиш, который я помню, благодаря бабушке, которая на меня ругалась – «шлемазл», «азохенвей», «вэйзмир» и так далее. Поэтому на иврите я тоже знаю необходимое. Вот, достойную большую фразу знаю: «Скажите мне, пожалуйста, где находится Гехаль-а-Тарбут?» (произносит на иврите). И еще я могу сказать клевое слово.

– Какое?

– Сабаба!

– О, это самое главное. Спасибо!

– И вам спасибо, приходите на концерты, попоем!

А мы напоминаем, что билеты на концерты Александр Розенбаума во все три города, где пройдут концерты,  заказывайте по телефону 03-6960990 или на сайте >> bit.ly/2qYSiKM