Римма Осипенко
Композитор и гитарист ДиДюДя родился в Беларуси и живет в Москве. Его музыку знают и любят во всем мире – есть в ней тайна, которую не может объяснить даже сам музыкант. Впрочем, он считает, что главное в музыке – удовольствие, которое она доставляет ему самому. Так же думает публика в разных странах, которая 20 лет ходит на его концерты. И быть может, израильтянам удастся разгадать секрет музыки ДиДюЛи…
– Говорят, что ваша музыка обладает психотерапевтическим действием. Как вы к этому относитесь?
– Говорят не случайно. Дело в том, что достаточно давно в психотерапии и в релаксационных практиках используется именно наша музыка, мне говорили об этом специалисты. Так получилось само собой, и я стараюсь на эту тему не рассуждать. Я не очень понимаю, почему одни и те же мои отдельные композиции, которые выбирали разные люди, обладают такими сказочными свойствами, для меня неожиданными. Музыка выше всего этого, но мне очень приятно. «Психотерапевтические» композиции есть в моем концерте, проверьте, какие ощущения они вызывают.
– А вас расслабляет собственная музыка? Допустим, вы возвращаетесь после долгого дня, заполненного встречами, разговорами, репетициями, концертом. Вы включаете свою музыку, и она вас успокаивает… Бывает такое?
– Да, бывает. Но чаще дома или в машине я слушаю музыку, над которой работаю именно сейчас – части репетиций, демо-записи. Нужно что-то дописать, усовершенствовать, довести до необходимого качества. В любом случае я погружен в музыкальное творчество, и не только свое. Я слушаю других композиторов, классику и современных, фольклор разных стран. Еще интересный момент: я могу где-то находиться, например, в другой стране, вдруг услышать мелодию и подумать: «Какая классная музыка!» И тут меня осеняет: «Господи, это же ДиДюЛя 2007 года!»
– Когда вы поняли, что музыка станет для вас профессией и по большому счету судьбой?
– К счастью, достаточно рано, в подростковом возрасте, лет в 16-17. Мне очень нравилось играть на гитаре и сочинять. Отчетливо помню, что как-то ранним утром я сидел и оттачивал какую-то мелодию. И вдруг будто откуда-то сверху на меня опустилось понимание, что музыка – мой путь. Я должен, как воин, идти по этому пути, и гитара – мой меч и мой щит, мой ангел-хранитель. Это было настолько сильно и мощно, что даже мороз по коже прошел. Потом были, конечно, сомнения, но я говорил себе: «Слушай, это было не просто так, ты должен». Путь был долгим, первый альбом «Фламенко», который бомбанул на всю страну, я записал только в 30 лет. Но за предыдущие годы я накопил жизненный багаж, приобрел знания и мастерство, научился строить себя в профессии. Все это было большой школой, о которой я не жалею, было много интересных встреч, замечательных людей. Мне есть что рассказать, и быть может, когда-нибудь это превратится, допустим, в фильм. Но пока время не пришло, я продолжаю заниматься музыкой.
– У вас с кино давние отношения. Вы написали музыку к предпоследнему фильму Алексея Балабанова «Кочегар». Как вы познакомились с Балабановым, и почему он предложил вам стать композитором своего самого, пожалуй, мрачного фильма?
– Вообще, Балабанов в своих фильмах всегда отталкивался от музыки. Он сам позвонил мне, сказал, что долго изучал мои альбомы, увидел в них какие-то образы, метафоры и считает, что моя музыка должна звучать в его новой картине.
– Вас удивил звонок Балабанова? Ведь его кино и ваши композиции, на первый взгляд, не имеют ничего общего.
– Конечно, удивил. Но я знал режиссера Балабанова, особого, самобытного. Может быть, странно звучит, но я чувствовал, что рано или поздно моя музыка попадет в кино и внутренне к этому был готов. Когда он позвонил, с радостью сказал, что, безусловно, буду писать для его фильма. Алексей Октябринович пригласил меня встретиться, я показал ему еще и новые композиции. Он отобрал много материала, что-то пришлось доработать, что-то вошло в «Кочегар» с альбомов. Я понимал, что Балабанов непростой режиссер, что музыка может звучать в странном контексте, но мое преклонение перед его талантом было сильнее любых опасений. Полностью доверился Балабанову, и не напрасно. Музыка легла контрастом к картинке, подчеркнув жесткость фильма, прошлась по обнаженным нервам. Но это Балабанов… За саундтрек к «Кочегару» я получил премию «Белый слон». Потом сотрудничал с Андроном Кончаловским, с Первым каналом, с ВВС, но фильм Балабанов стал моей первой серьезной работой в кино.
– Вы приезжаете к нам с программой «The Best». Поскольку это первые гастроли в Израиле, расскажите, пожалуйста, что нам предстоит услышать и увидеть?
– Да, мы впервые едем в Израиль, это очень приятное событие и для меня, и для моих музыкантов. В наших концертах будет представлено все лучшее, что мы смогли наработать за 20 лет. Очень сложно рассказывать о музыке, которая находится за гранью слов, ведь мы совсем не говорим на сцене. Мы шаманим на своем языке. Драматургия, постановка, хороший свет, тесное взаимодействие музыкантов – получается объемный рассказ о мире, о музыке, о той загадке, что таит в себе жизнь. Мы много гастролируем, и я счастлив, что наконец-то добрались до Израиля. Зрители все сами увидят и услышат, но со своей стороны могу гарантировать, что мы представим лучшее. Наши мелодии, наше видение и открытия – нашу музыку, которой, еще раз повторю, не нужны слова. Ее главный посыл: мир удивительно красив, жизнь прекрасна, и мы должны наслаждаться каждым ее мгновением. При этом у меня очень высокие требования к качеству звука, к аранжировкам. Мы очень долго и трепетно отстраиваем звук и свет, наши саунд-чеки всегда длятся достаточно долго.
– Фолк, нью-эйдж, постфламенко, еще как-то… Почему такое разноголосье в определении жанра вашей музыки?
– Потому что в ней замешаны разные стили, направления и творческие эксперименты. Она во многом космополитична – это и север, и запад, и юг, и восток. Это и музыка языческих предков, которая у меня в крови, и путешествия по разным странам и континентам. Любовь к фламенко и электронной музыке, к акустической и фольклорной. Все это переплелось в большом музыкальном коктейле, получилась удивительная мозаика. Я бы назвал нашу музыку треком сегодняшнего дня. Мы проводим современный музыкальный эксперимент, позволяя себя все что угодно. Это авторское творчество, в котором я абсолютно свободен. Могу пробовать разные стили и жанры, направления и приемы. Поэтому журналисты немного теряются в попытках определить наш стиль, отсюда разноголосье в терминах. Если хотите мое определение – мы играем современную инструментальную музыку, живую, понятную публике, разнообразную.
– Что особенного в ваших музыкантах?
– У меня очень интернациональный состав: татары, узбеки, евреи, белорусы, русские. Сейчас у нас в коллективе шестнадцать человек, максимальная группа, с которой я гастролирую. Каждый из музыкантов со своим багажом, с интересными открытиями. Их сочетание дает яркий замес и позволяет передать наше ощущение от того, как сегодня звучит время. Будет перкуссия, духовые – флейты, дудуки, тромбон, труба, фольклорные и электронные инструменты. И, конечно, мои шесть гитар, которые я везу с собой: гитара фламенко, классическая, американская гитара-вестерн и еще три инструмента. Все это нужно, чтобы рассказать красивую историю, не говоря ни слова.
– Музыку, которую играет ваша команда, пишете только вы?
– Да, вся музыка написана мной за период с 2000-го года. Наша дискография насчитывает четырнадцать сольных и инструментальных альбомов. Было из чего выбирать жемчужины для «The Best». Может быть, мы что-нибудь подготовим специально для Израиля, какие-то сюрпризы для наших поклонников, которые давно нас ждут. Каждый наш концерт неповторим, мы много импровизируем, идя за настроением. Вообще живой концерт – явление уникальное. Художник написал картину – она навсегда, скульптор изваял – скульптура на века. Музыкант на живом концерте всегда разный, публика присутствует при рождении его музыки. В любом случае багаж очень большой, есть чем порадовать.
– Откуда вы знаете, что в Израиле у вас есть поклонники? Вы ведь приезжаете впервые.
– Во-первых, я приезжал как турист, и оказалось, что меня знают. Ко мне подходили люди и спрашивали: «Когда вы наконец приедете с концертами?» Во-вторых, социальные сети. В-третьих, я знаю, что нас слушают в Израиле, в Китае, в Америке, в Турции и многих других странах. Нашу музыку достаточно активно используют в кино, в сериалах, на спортивных соревнованиях. За два десятилетия нас узнали во многих странах, и я уверен, что концерты в Израиле тоже пройдут успешно, чутье подсказывает.
– Что лично вам нравится больше – живой зал, когда чувствуешь дыхание сотен людей, или работа в студии, где можно довести каждый звук до совершенства?
– Конечно, я больше люблю концерты. Гастрольная жизнь захватывает меня, тут настоящий драйв. Ты можешь показать, чего на самом деле стоишь, достоин ли быть Артистом с большой буквы, умеешь ли захватить зал, вести его за собой. В студии все гораздо уже. Записал музыку – зафиксировал ее в данный момент и, собственно, все. Концерты – это вершина айсберга, на которую не все могут забраться. Есть много студийных инструментальных музыкантов, а тех, кто музыку создал, написал, спродюсировал и красиво, мощно показал на сотнях концертов мирового уровня, гораздо меньше. И себя я отношу именно к ним, хотя это, может быть, нескромно, но на самом деле так.
– Вы много гастролируете, и появляется музыка, в которой слышны отголоски разных стран. Очень бы хотелось услышать мелодию Израиля – звук Иерусалима, Тель-Авива, других уголков, которые очень разные.
– Я тоже на это надеюсь.
– Чего вы ждете от первого знакомства с Израилем?
– Прежде всего, я хочу, чтобы хорошо прошли концерты. А еще я хочу окунуться в Израиль, погрузиться в него. Жду новых эмоций, нового опыта как музыкант и просто как человек.
В Израиле ДиДюЛя выступит с двумя концертами, не пропустите – 8 апреля, Тель-Авив, зал Бейт а-Хаяль, 9 апреля – Аудиториум, Хайфа.
Подробности и билеты здесь: Подробности и билеты здесь: https://kassa.egoeast.co.il/announce/%D0%94%D0%B8%D0%B4%D1%8E%D0%BB%D1%8F
Загрузка ...